А.Г. Гачева представила свой доклад «Художественное наследие философов-космистов 1920–1930-х годов А.К. Горского, Н.А. Сетницкого и В.Н. Муравьева в контексте федоровской идеи “проективности” литературы» в рамках работы постоянно действующего семинара ИМЛИ РАН «Русская литература и философия: пути взаимодействия» (проект РНФ).
Резюме доклада: Наследие философов 1920-1930-х годов А.К. Горского, Н.А. Сетницкого, В.Н. Муравьева, принадлежавших к течению космизма, являет собой характерный пример взаимодействия философии и литературы. Синтетичность их творческого сознания, а также многообразие культурных ролей определили использование жанровых форм, соединяющих в себе черты литературного и философского типов письма (философская мистерия, философская поэма, философский афоризм, фрагмент). В своих литературно-критических, литературоведческих и эстетических штудиях А.К. Горский, Н.А. Сетницкий, В.Н. Муравьев опираются на проективный подход к литературе, выдвинутый Н.Ф. Федоровым, согласно которому за каждым литературным шедевром встает не просто образ мира, но образ действия, литература ищет цель жизни и направляет развитие общества к исканию этой цели. Подхватывая федоровскую идею проективности художественного образа, способного, «впечатляясь через сознание, становиться деятельностью, превращаясь в индивидуальное и массовое поведение» (Сетницкий), В.Н. Муравьев выделяет «мессианские акты» русской литературы, а А.К. Горский и Н.А. Сетницкий формулируют концепцию Центрообраза искусства, организующего вокруг себя те образы, мотивы, идеи, которые рождаются в воображении конкретного творца, входя затем в художественное пространство эпохи. От того, какому именно Центрообразу служит искусство, напрямую зависят, по их убеждению, судьбы истории. Философы-космисты смыкают тему дробных идеалов с концепцией ложных путей искусства. Центрообразы современности, в представлении Горского и Сетницкого, – Аполлон, Дионис, Тарзан, в то время как подлинным Центрообразом искусства активно-христианской эпохи может быть признан только Христос. Перед литературой философы ставят задачу целостного художественного освоения образа Спасителя. «Всякий художник вынуждается ныне силою вещей стать Евангелистом» (Горский).
Подчеркивая связь художественного выбора в искусстве с ценностным самоопределением художника, друзья-философы намечают активно-христианский вектор развития искусства – от трагедии через мистерию к литургии. Трагедия строится на образе мира, антиномически разорванного, бьющегося в тисках необходимости, железные зубья которой разжать невозможно. Мистерия знаменует начало собирания мира в единство, преодоления трагедии через христианскую жертву. Литургия, которая в переводе с греческого значит «общее дело», манифестирует полноту преображения смертного, вытесняющего, разорванного бытия в бессмертное, всеединое, наполненное любовью. Соответственно Горский и Сетницкий рассматривают наследие А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.К. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.А. Блока в контексте становления литургизма в культуре. Процесс «литургизации слова» они рассматривают как важнейшую составляющую «литургизации жизни». При этом литургизм понимается ими не как совокупность вербальных формул и обрядовых действий, которые относятся к храмовой службе, а как мирочувствие, неразрывно сопряженное с оправданием истории, с верой в богочеловечество, с исповеданием апокатастасиса. Эволюцию жанра романа Горский и Сетницкий видят в его превращении в «литургическую эпопею», считая ее первой ласточкой «Братья Карамазовы» Достоевского, а в своем творчестве дают образцы литургической поэзии.